«Они все стучат друг на друга»: как работают «коллеги» с «Радио Свобода» - Наша гордость - Женщина за рулём!

«Они все стучат друг на друга»: как работают «коллеги» с «Радио Свобода»

«Они все стучат друг на друга»: как работают «коллеги» с «Радио Свобода»

Редакция канала «Настоящее время» в штаб-квартире «Радио Свободная Европа» в Праге. Иллюстрация: reuters.com

Скандальное увольнение Тимура Олевского с телеканала «Настоящее Время» (подразделение «Радио Свобода», оно же RFE/RL, СМИ-иноагенты) вызвало целую волну обсуждений корпоративных этических норм в СМИ. Олевский — далеко не первый российский журналист, не прижившийся в пражском холдинге. Корреспондент RT Илья Васюнин пообщался с бывшим шеф-редактором центральноазиатской новостной программы на «Радио Свобода» Александром Орловым, который рассказал о корпоративной культуре в холдинге, цензуре и «журналистских стандартах корпорации», а также о своём увольнении «за путинизм».

Тимур Олевский покинет место работы в ближайшие месяцы «по соглашению сторон». А сам конфликт возник после его участия в стриме журналиста Олега Кашина, где он обсуждал семью политика Алексея Навального. Случай Олевского не уникальный. За последние годы Прагу покинули сразу несколько сотрудников «Радио Свобода». Александр Орлов работал в столице Чехии в 2015—2016 годах, а до этого снимал репортажи на НТВ и RTVI, а также работал на ВГТРК. До этого двое бывших коллег Орлова подтвердили информацию об особенностях работы в пражском холдинге.

«Они все стучат друг на друга»: как работают «коллеги» с «Радио Свобода»

Александр Орлов. Скриншот видео: youtube.com

— Александр, как после работы на ВГТРК ты оказался в Чехии?

— В Прагу я поехал, потому что писал книгу про российскую пропаганду — хотел поговорить с Виктором Кульганеком, с которым мы работали на ВГТРК. Он был главным режиссёром «России 24» в 2014-м, а потом эмигрировал. Я сел в самолёт, прилетел в Прагу, пришёл к нему на работу — а это «Радио Свобода». Спрашиваю: «Через тебя же все материалы проходили — крымские и донбасские. Как они тебя взяли сюда?» — «Я не имел к ним никакого отношения, — отвечает. — Я прошёл детектор лжи!» Смог, получается, обмануть этот детектор.

Он познакомил меня со своим начальником Кенаном Алиевым, который добился финансирования для будущего телеканала RL «Настоящее Время», и мы поговорили: «Не хочешь у нас работать? Будешь делать то же самое, что умеешь делать». Кенан, а затем и босниец, президент RFE/RL того времени, в лоб говорили: «Ребята, мы очень сильно недооценили роль телевидения. А когда увидели, как работает российское телевидение, все просто присели — и в конгрессе, и в центральном офисе. Мы хотим, чтобы что-то такое у нас было». Решение это было после ситуации в Донбассе и присоединения Крыма. Телевидение они делать не умели, поэтому позвали нас, меня в том числе.

Так я стал создателем и шеф-редактором центральноазиатской новостной программы. Людей, правда, в подчинение дали меньше, чем обещали, — пять региональных корреспондентов и три человека рядом со мной в Праге: ведущая, монтажёр и продюсер. Было тяжело, но у меня были какие-то иллюзии. Мне поначалу казалось, что я демиург: в программе будут хорошие репортажи — это самое главное.

Понятно, что, если ты соглашаешься на условия «сделайте пропагандистский канал», то на тебя сразу накладывают обязательства. Сначала, к примеру, ты отвечаешь на тысячу каких-то вопросов. Меня не просто тестировали, а проверяли на лояльность, на детекторе лжи — для этого специально отводили в посольство. Там буквально ветераны ЦРУ. Разумеется, ни на каком ВГТРК такое и представить нельзя. В России, если ты в госкорпорации работаешь, то в частной жизни можешь думать, что хочешь: в принципе, можешь быть каким угодно либералом, спорить с начальством и быть уверен, что никаких последствий не будет. Там ты должен быть убеждён в том, что делаешь.

А потом оказалось — то же самое. Оказалось, там всё ещё жёстче… И качество корпоративной культуры… Она предполагает: если ты врёшь, ты ещё и не должен сомневаться в том, о чём врёшь.

А на работе как это всё отражалось?

— Проблемы начались вместе с широкомасштабной войной в Сирии: военная цензура, темники какие-то — как в Москве. Буквально — Океания и Остазия в каждом выпуске меняются местами. В сентябре, кажется, 2016 года, меня неожиданно вызвали с претензией: я где-то в выпуске назвал членов «Аль-Каиды» (террористическая организация, запрещена в РФ) террористами, а террористической группировкой её стало нельзя называть.

Я спрашиваю: «Как же ваши башни-близнецы?» «Они были 15 лет назад, — отвечают, — а сейчас всё поменялось. Так что вы обязаны следовать рекомендациям, которые из центрального офиса присылают».

И началось… «Зачем ты сказал «террористы»? — «Чтобы обозначить, с кем война идёт…»

Нельзя было ничего говорить: ни «мусульмане», ни «шииты», ни «сунниты», ни «езиды», ни «христиане» — ничего. Нет «Аль-Каиды», нет ИГИЛ (террористическая группировка, запрещена в РФ) — только повстанцы. Все — повстанцы. И всех их беспощадно убивают ужасные русские бомбы — химические в основном. Объясняешь, что повстанцы — это в современном русском языке более чем позитивное определение. Нет. Шиитов, справедливости ради, иногда можно (и даже нужно) было называть террористами.

Это конкретные указания из центра, которые визировались местным президентом в Праге. В 2015 году я застал внутрипражскую полемику по поводу Донбасса. Украинская редакция настаивала только на «террористах» или «оккупантах», а в русских редакциях всё же хотели как-то мягче: «сепаратисты» или даже ласково — «пророссийские боевики». В конце концов и в центре, и пражский менеджмент согласились на «боевиков». На донбасских же «повстанцев» не согласились, ибо слишком положительная коннотация на русском.

Был сюжет с Украины. К сюжету из детского лагеря батальона «Азов», где дети с руной «волчий крюк» на курточках занимаются военно-полевыми играми, я сделал анонс с заголовком «От сердца к солнцу. Под Киевом открыли нацистский пионерский лагерь». Им были недовольны все, а в украинской редакции тогда потребовали меня уволить.

«Ты неправ, ты неправ, — говорил мне тогда коллега Майкл, вице-президент, кстати, RL. — Немного такого „национал-социализма“ всё-таки нужно Украине, иначе им не победить. С нашей стороны главное — держать это под контролем и не позволять врагам называть их фашистами. Они патриоты, пусть даже ультрапатриоты, но ни в коем случае не нацисты, как ты их назвал тут».

То есть тезис простой: это не нацисты, это патриоты. Если мы говорим, что это фашисты, мы льём воду на мельницу российской пропаганды.

Доходило до безумных мелочей. Я пишу подводку к сюжету, там такая общередакционная программа Octopus… Прибегают: «Что у тебя в эфире?» Оказывается, в черновике что-то слишком вольное себе позволил: написал, пошутил, потом удалил. Но даже за черновиками к подводкам следят и нервничают.

Почему сотрудники терпят? После очередного какого-то скандала — его свидетелями стали мы с коллегой, имя которого тогда было на слуху, — вышли с ним выкурить по сигарете и он сказал: «Ты прав, это цензура в чистом виде. Но, если понадобится, я готов три раза в день делать минет Кенану, лишь бы не оказаться на 40 тыс. зарплаты».

Уволили тебя за что?

— Из-за города Ракка. Мы были вынуждены делать всё время репортажи из Сирии — для Средней Азии тема важная. И вот (когда американцы окружили Ракку и по 150 самолётов каждый день делали вылеты, а 450 стволов тяжёлой артиллерии вели обстрел) чем больше росла интенсивность налётов, тем меньше требовали про Ракку говорить.

Изменения приходили из центрального офиса каждый день, и мы не всегда успевали читать. Было просто некогда — мы должны были каждый день собрать 24-минутную программу. Для меня это был ад — большая нагрузка.

Вызывают. «У тебя ложь: ты написал, что это столица самопровозглашённого халифата». — «А как надо было написать? Там 150 тыс. человек». — «Мы говорим „командный пункт Ракка“ — и не говорим про бомбёжки». Вот именно: не «город», не «столица» — «командный пункт Ракка». И никаких подробностей: просто «сложная обстановка вокруг Ракки».

Я психанул и сказал, что в интернет выложу эти указания. Ничего в результате не выложил, но фраза про интернет стала последней.

Не могу не отметить, что к тому моменту это была самая просматриваемая передача в пражском холдинге.

— А увольняют как — пускать на работу перестают?

—Там целая унизительная процедура, ритуал. Когда тебе сначала выразили недоверие и отстранили от работы, а потом звонят, говорят: «Приезжай». Встречает HR или служба охраны и, может быть, вице-президент. Тебя подводят к компьютеру, стирают твою почту, вышвыривают вещи в ящик (в то время как остальные должны стоять и смотреть), тебя ведёт охранник и глава HR-службы. Подводят к воротам, уничтожают пропуск и выставляют коробку.

Конфликты с менеджментом, как выяснилось, просто подшиваются к истории лояльности. Когда меня увольняли, мне показали пачку сообщений от других сотрудников на тему лояльности — такие сообщения пишут многие сотрудники. Я всегда отказывался: у нас в стране так не принято.

«Это означает, что у русских людей криминальное сознание», — говорила мне Дейзи Синделар, она потом стала и. о. президента RL.

На самом деле, почти все пишут друг на друга. И когда тебя берут за жабры по тому или иному поводу, на тебя уже есть куча говна, причём от людей, которые сидят с тобой за тем же столом.

Они до сих пор распространяют информацию: коллеги пересказывают, что уволили меня «за путинизм».

— Скажи, вот ты в стольких местах поработал, а к RT как относишься?

— Не думаю, что RT является какой-то уж особенной ужасающей пропагандистской машиной, как его любят изображать. Из того, что видел, что-то можно и пропагандой назвать, а что-то вполне приемлемо — и картинка, и информация. Впрочем, российское государственное телевидение я почти не смотрю с 2015 года и какого-то целостного представления об RT не имею. На «Радио Свобода» зато точно знали: использовать в эфире картинку Ruptly, скажем, с танком — это «путинская пропаганда».

Я так понимаю, что случаю с Тимуром Олевским ты не удивился.

— И не понимаю, почему все удивлены его увольнением: в случае с «Радио Свобода» это буквально техническая вещь. Когда стали известны какие-то подробности по поводу его участия в стриме про Навального, я сразу сказал: «Олевскому кирдык». Он совершил немыслимое для идеологической контрагитации: послужил источником «ошибочной» информации, которую использовали «враги» (программа с фрагментом стрима Кашина вышла на НТВ), и невольно помог распространению «неверной» информации о жене Навального Юлии.

«Настоящее Время» и «Радио Свобода», помимо того что они занимаются прямой контрпропагандой, обозначают для системы «свой-чужой» приоритеты — дают некие сигналы для тех, кто их ждёт и видит. А тут вышло так, что «Свобода» и американский конгресс копают под Навального и готовы с ним бороться. Думаю, вопрос с увольнением был решён.

Я думаю, что он дал «врагам» повод использовать информацию о Навальном и подал ложный сигнал по поводу позиции «Свободы» относительно блогера Алексея Навального. И по совокупности это автоматическое увольнение для любого сотрудника — по нелояльности, как бы он перед ними ни ползал и ни извинялся. Но именно за это — с такой формулировкой — его не уволят. Его, скорее всего, обвиняют сейчас в нарушении журналистских стандартов. Они так всегда говорят, а потом добавляют про нарушение «журналистских стандартов нашей корпорации». Как бы мелким шрифтом внизу.

Источник